Два с половиной года было Николаю, когда в родную деревню вошли немцы. Через их деревню на Украине проходила линяя фронта. От деревни мало осталось целых домов, но дом Елисеенко уцелел.
Немцы выгнали его с матерью и дедом на улицу, а в их доме устроили радиотелефонную связь. Мать с дедом собрали в окопе убитых красноармейцев, похоронили их в окопе. А в другом конце окопа сделали из веток укрытие, так и жили там два года, пока немцев не прогнали.
Всю войну взрослых гоняли на ремонт железной дороги: рядом с деревней была железнодорожная станция. В Германию везли рабов, забирали даже 12-летних детей, и всё время у деревенских жителей немцы просили покушать.
– У моста на дереве сидел снайпер, он развлекался тем, что стрелял по людям. Несешь, бывало, ведерко с водой, он выстрелит в ведро, вода выльется, а ему смешно, – вспоминает Николай. – Потом немцев сменили мадьяры. Наставит на меня пистолет солдат: «Пиф-паф!» Я лезу от страха под сарай, а фашистам смешно. Картошки садили обычно много, но всю ее сдавали оккупантам, себе оставляли только гнилую, ею и кормились. После того, как пришли наши, опять нас выселили в окоп, дом заняли связисты. Картошку опять надо было всю сдавать. Потом пошли беглецы, возвращавшиеся из «неменчины». В доме всегда было много народа, и все просили покушать. Только в 1946 году я перестал постоянно просить поесть. Дети в деревне все были больны рахитом: тоненькие ножки, большие животы. Были и партизаны в нашем районе. Помню, один раз они повесили полицая на дереве в конце нашей деревни…
Сорок лет Николай Федорович Елисеенко проработал токарем, в основном в железнодорожном цехе Качканарского горно-обогатительного комбината. Сейчас ему 83 года. В магазин пока ходит сам. Главное, говорит он, чтобы войны не было, чтобы не надо было прикидывать землей в воронках и окопах наших погибших солдат и расстрелянных мирных жителей.
Михаил Хоруженко, ветеран комбината, постоянный автор и читатель «КР»
